Работа премиум класса или заблуждение специалистов с инвалидностью

13.04.2020

Елена Федосеева, 34 года, Москва, руководитель благотворительного фонда «Дом слепоглухих», журналист, член Союза журналистов России, преподаватель-реабилитолог, занимается спортом – бег, триатлон, велоспорт, незрячая

Услышав свою фамилию, я встала и направилась к сцене. На мне было нарядное красное платье. Диплом, который мне протянул директор колледжа, тоже был нарядный и красный. Это был мой второй красный диплом.

Потратив пять лет на чтение русской и зарубежной литературы и многоступенчатый анализ прочитанного, я к моменту окончания филологического факультета твердо решила последовать примеру авторитетных классиков и к набору абстрактных гуманитарных знаний все-таки приобрести конкретную, прикладную профессию.

К этому времени у меня уже был готов план, согласно которому в августе я, выпускник университета, новобранец заочного отделения аспирантуры и по совместительству журналист, должна была переехать из Москвы в Кисловодск и поступить в знаменитый медицинский колледж на отделение медицинского массажа.

План удался: в Кисловодск я переехала, в медицинский колледж поступила. Получать среднее профессиональное образование оказалось гораздо легче, чем высшее. Временами это было похоже на обучение в школе, где преподаватели ежедневно проверяют домашнее задание, выставляют оценки и усердно следят за тем, чтобы информация, полученная на занятиях, не пропала бесследно в студенческих головах в белых медицинских шапочках.

Практически сразу после начала обучения мы на уроках стали практиковать приемы классического массажа, а в конце первого курса нас уже направили на производственную практику. Практик за три года у нас было шесть, и каждая из них вселяла в нас, рвущихся в бой с человеческими недугами студентов, непоколебимую уверенность в своих силах.

Кисловодский медицинский колледж всегда славился высоким уровнем образования, уникальными методиками и техниками преподаваемого массажа, и мы, зная это, даже будучи практикантами, чувствовали себя на голову выше специалистов с многолетним стажем. Конечно, мы усердно учились, перехватывали опыт преподавателей, каждый из которых был практикующим медиком, учились, но никогда не забывали, что мы уже «лучше всех». Помнили мы это и после выпуска из колледжа, были уверены, что нас, прекрасных специалистов с инвалидностью, будут рады принять на работу — и в медицинские учреждения, и в салоны красоты, и в фитнес-клубы — непременно премиум класса.

Получив из рук директора колледжа красненький диплом и сертификат, дающий мне права работать медицинской сестрой по массажу, я на следующий день выехала в Москву. Искать работу мне хотелось именно в столице, и она, согласно пророчествам преподавателей, даже не заставила себя долго ждать. Уже через несколько недель мне позвонил знакомый и сообщил, что в новый реабилитационный центр для детей с ДЦП требуется массажист и желательно, закончивший Кисловодский медицинский колледж, а узнав, что я и есть такой массажист, обещал посодействовать с трудоустройством.

На следующий день он снова позвонил и сообщил, когда я могу принести в отдел кадров пакет документов, необходимых для оформления на работу. Вероятно, руководители центра безоговорочно доверяли моему знакомому потому, что, передав документы кадровикам, я, минуя собеседования и проверки на профессиональную пригодность, была направлена сразу в кабинет массажа с целью ознакомления с рабочим местом.

Коллеги отнеслись к моему появлению как к само собой разумеющемуся факту: показали, где я могу переодеться в медицинскую форму, познакомили с расположением массажных столов в кабинете. Медицинская сестра, выполнявшая функции администратора, расспросила меня о том, где я училась, о моем опыте работы и посоветовала пока понаблюдать за тем, как работают другие массажисты. Я так и сделала — целый день провела в роли скучающего наблюдателя, а на второй день мне стали давать пациентов.

Пациенты в реабилитационном центре для детей с ДЦП, разумеется, были непростые, но администрирующая медсестра направляла их ко мне без историй болезни или каких-либо комментариев относительно их физического состояния. Если бы я была опытным специалистом, возможно, они мне были бы и не нужны, но на тот момент я обладала всего лишь большими амбициями и одновременно с этим, неуверенностью, рожденной от моей неопытности.

Я была и остаюсь приверженцем мудрого врачебного постулата «не навреди», поэтому при работе с маленькими пациентами независимо от их мышечного тонуса, решила применять легкие по интенсивности приемы классического массажа. А после обеда я была приглашена в кабинет главврача центра, где и столкнулась с настоящими экзаменационными испытаниями. В кабинете меня ждали заведующий физиотерапевтическим отделением и сам главный врач. Пригласив меня присесть, они, без какой-либо подготовительной программы, стали спрашивать: знакома ли я с вялыми и спастическими формами параличей, чем отличается спастическая тетраплегия от двойной гемиплегии и гиперкинезы от просто активных движений ребенка…

Вообще-то в колледже я была лучшей ученицей строжайшей преподавательницы педиатрии, от неё мне доставались самые трудные вопросы, ответить на которые никто не мог, но теперь, оказавшись под прицелом вопросов главврача и физиотерапевта, я как будто забыла обо всем, что знала прежде. Они спрашивали, но ответить я толком ничего не могла. Наконец, главврач встала и, сказав, чтобы я следовала за ней, направилась в сторону массажного кабинета. Там она подвела меня к массажному столу, за которым один из массажистов работал с девочкой с болезнью Литтла и, попросив его на время отойти в сторону, обратилась ко мне: «Проведите диагностику,- сказала она,- определите, какие группы мышц отличаются высоким тонусом, есть ли контрактуры».

Растерянная и совершенно подавленная таким некорректным и недружественным взаимодействием со мной, я попросила девочку согнуть и разогнуть руки и ноги, провела их пассивные движения, определила положение шеи и корпуса, а затем очень неуверенно сообщила экзаменатору свой ответ. «Вот именно!», — восторжествовала она. И ведь это самая простая форма ДЦП!» Я молчала. «Поработайте сначала в детской поликлинике, пропустите через свои руки пару сотен здоровых детей, а потом уже приходите к нам», — подытожила главврач, и мне стало понятно, что можно уходить домой, не дожидаясь окончания рабочего дня.

Весь вечер я проплакала: мне казалось, что произошло это по причине моей инвалидности, потому, что, опасаясь дальнейшей конкуренции, на меня нажаловались потенциальные коллеги или администрирующая медсестра не захотела возиться со мной, помогая адоптироваться на новом рабочем месте. Я находила множество самых разных причин своего первого неудачного опыта трудоустройства, и только одно мне никак не приходило в голову — я не думала о том, что у меня, действительно, может не быть необходимой практики, а излишняя самоуверенность в своем профессионализме мешает признать это. Такие мысли появились гораздо позже, когда у меня за спиной уже было несколько лет работы в детской поликлинике и под моими руками побывала пара сотен здоровых детей.

Главврач реабилитационного центра однозначно оказалась права, неправа она была только в том, что приняла меня на работу без собеседования и предварительной проверки моих профессиональных навыков, а поняв это, устроила публичный экзамен с таким же публичным, психологически травмирующим свержением меня с рабочего места.

Могло быть иначе? Могло — доверительный диалог был возможен, возможна была и система наставничества, подобно той, которую сегодня предлагает EVERLAND. Возможно, и моя ошибочная самоуверенность в такой системе могла быть преобразована в хорошие амбиции, способные в дальнейшем помогать моему профессиональному развитию и росту.